Дверь распахнулась, чуть не приложив мне по лбу, из кабинета выскочил мужчина и стремительно прошёл мимо меня, я даже не успела его разглядеть. И вошла.
Точно, вчерашний Зверев, в халате поверх мятого сюртука.
— Здравствуйте, Филипп Викентьевич, я Филиппова, мы вчера разговаривали у Болотникова в управе.
Он сначала не сообразил, а потом вспомнил.
— Девица-некромант? Всё-таки пришли?
— Почему «всё-таки»? Просто пришла. Как договаривались.
— Хорошо, — буркнул он. — Вам в подвальный этаж. Там спросите Ивана Дмитриевича Брагина. И приходите вовремя в следующий раз!
— Вовремя — это? — мог и вчера мне сказать, между прочим.
— Без четверти восемь быть на месте!
— Поняла. Завтра и далее буду. Сейчас я могу идти?
— Ступайте.
Я спустилась в подвальный этаж по той же самой лестнице. Если в первом этаже шёл амбулаторный приём, на втором находились палаты, где лежали, что на третьем — я пока не знала, а тут было тихо и пустынно. Я прислушалась — и не услышала ничего и никого. Пошла дальше, предварительно выпустив несколько осветительных шаров — потому что темно. Услышала голоса, постучалась.
— Не подскажете, где можно увидеть Ивана Дмитриевича?
— Это я, — мне навстречу поднялся из-за стола мужчина лет тридцати. — Брагин, к вашим услугам. А вы?
У стола, заваленного бумагами, стоял лохматый парень, он прямо вытаращился на меня.
— Филиппова Ольга Дмитриевна, маг-некромант. На службу к вам пришла.
— О, целый маг-некромант? Ещё один? Или мы лишились Соколовского? — вот, кажется, здесь знают, для чего могут быть полезны некроманты.
— Ещё один. Меня пока направили сюда к вам. Но возможно, будут привлекать и к другим делам.
— Это замечательно, но… что же ваши родня, они согласны?
Я не поняла.
— На что они должны быть согласны?
— Ну как, не самая, наверное, желанная служба для дамы, да и вообще — как вас отпустили-то?
— Я сирота, и отпускаю себя сама. И дипломированный специалист. Слышала, у вас таких недостаёт, — сурово сказала я.
— Верно, — кивнул он. — По правилам, освидетельствование должен производить и медик, и маг. Но магов ещё меньше, чем медиков, и Михаил Севостьянович успевает не везде и не всегда.
— Про правила я знаю, в Москве мы так и делали. И теперь я буду стараться успеть туда, куда не успел Соколовский.
— Отлично, Ольга Дмитриевна. Вашу шубу можно оставить вот тут, на вешалке.
Под шубой у меня было «практическое» платье с фартуком, фартук мне слегка закляли от загрязнений ещё в Москве. Посмотрим, как будет здесь.
— Я готова, Иван Дмитриевич.
— Очень хорошо, пойдёмте, и я вам расскажу и покажу, что и как у нас здесь устроено. Вот мой помощник Василий, располагайте им по вашему усмотрению.
Парень прямо ел меня глазами — мол, что это такое пришло. Его я тоже наградила взглядом сурового некроманта, тут же отвернулся.
А его начальник вышел в коридор и позвал меня за собой. Мой первый рабочий день начинался.
7. Первый рабочий день
7. Первый рабочий день
Домой я в тот день пришла затемно, уставшая в хлам и голодная. Я умею забывать про время, если увлекусь, или если нужно сделать какое-то большое количество работы. Здесь меня настигло именно большое количество.
Провести магическое обследование и посмертный допрос — дело не такое долгое, как вскрыть тело. И вскрывать лучше уже после того, как отработал некромант — когда тело уже опросили. Тело может говорить бессвязно, может вообще не говорить, может в каком-нибудь месте запнуться и зависнуть, и его уже не вывести на нормальную работу «вопрос-ответ».
И началось как раз с такого вот — мужчину принесли дней пять как, по словам Василия, и он ждал себе потихонечку, пока до него дойдёт дело у Ивана Дмитриевича. Нашли утром на берегу реки неподалёку от больницы, уже в камень замёрзшего — при нынешних морозах неудивительно. Из повреждений — удар по голове.
— Да наверное, шёл пьяненький домой, его побили да обнесли, — пожал плечами Василий.
Я осмотрела — ну да, жизнь прервалась вследствие удара по голове, я так и в заключении потом напишу. Был ли пьян — тут я не смогу ответить, извините. Но попробую спросить.
Жертва предполагаемого нападения ответила мне, что зовут его Тимофеем Скриповым, родом он из Знаменского предместья, на жизнь зарабатывает тем, что помогает приятелю, у того телега с лошадью, и они вместе караулят на рынке — что кому отвезти, и отвозят, и помогают из телеги выгрузить и во двор занести. И вот день был так себе, потому что с самого утра заказ был всего один, и везти недалеко, и заплатили за доставку немного, а потом пришлось стоять и морозиться почти до сумерек. И вот уже под самый конец работы рынка занадобилось увезти несколько мешков картошки прилично одетому мужчине, похожему на приказчика из богатой лавки или управляющего из богатого дома. Поехали, выгрузили… и на этом месте наш Тимофей засипел, закашлялся и замолк. И больше мне не удалось добыть из него ни слова.
Я, конечно, записала в отчёт всё-всё, что удалось узнать, но меня очень расстроило то, что полной-то истории мы не узнали.
— Ничего себе, а лихо вы его, — качал головой Иван Дмитриевич.
— Точно, — у Василия только что глаза не горели. — Я думал, только Михаил Севостьяныч так умеет!
— Я думаю, он бы узнал больше, — мрачно вздохнула я.
Дальше была честно умершая дома вдова, её требовалось только расспросить — жившие на другом конце города родственники ожидали тело для погребения. Тут сложностей не случилось — заплохело, слегла, думала — отлежится и пойдёт студень варить, но уже не встала. Смерть совершенно точно естественная, я предположила, что связана с проблемами кровотока, например — с кровоизлиянием в мозг, но это уже никого особо не волновало — главное, что сама, а не кто-то помог.
Двое участников драки накануне — с ножевыми ранениями. Там тоже было просто, соседи, выпили вместе, слово за слово — и подрались. Правда, при расспросе один признался, что спал с женой второго, но сейчас это уже было совершенно не важно для обоих, да и для той женщины, наверное, тоже.
В процессе меня приглашали в кабинет — вымыть руки, передохнуть, Василий даже приносил откуда-то горячий чай в стакане с подстаканником и баранки. Так, кажется, мне нужно не забывать брать с собой перекус, потому что после пятого по счёту допроса кружилась голова, и мелко дрожали ноги.
— Ольга Дмитриевна, вы в порядке? — спрашивал доктор Брагин.
— Да, конечно, — кивала я. — Ещё одного послушаем. До скольки, кстати, мы работаем?
Оказалось — вообще кто-то должен оставаться до шести, и обычно это Василий. Записывает поступивших, которых привозили в любое время. После шести записывал кто-то из дежурного персонала больницы. Я глянула на наручные часы — разжилась летом в Паризии — отметила, что времени — третий час, всё отлично, сейчас ещё один — и отчёты.
— Вот, смотрите, свеженький, только час как притащили, — говорил Василий. — Это ж Игнатка, он на паперти у Крестовоздвиженской церкви сидел, его все знают!
Игнатка оказался щуплым мужчиной изрядных лет, умершим однозначно насильственной смертью. И он отказался говорить наотрез — то есть, конечно, просто не поддался магическому воздействию.
— Это, наверное, оттого, что божий человек, вот и молчит, — почтительно выдал версию Василий.
— Может быть, ему нечем отвечать? — выдал другую версию Брагин.
А я судорожно вспоминала, что говорил о таких случаях Аркадий Петрович Ракитин. На практике случалось, что покойный не разговаривал.
— Вдруг на нём есть какие-то охранные артефакты? — это называлось одной из основных причин. — Предметы или татуировки?
Одежду, точнее, то, что называлось одеждой, сняли мужчины, а где и разрезали. Драный старенький тулуп, драная снаружи и прошитая мягкой суконкой внутри шапка, и под тулупом обнаружились хороший суконный кафтан и толстые крепкие штаны, и валенки тоже снаружи выглядели так себе, но — крепко и аккуратно подшиты, и если в такой мороз сидеть на паперти — нужно тепло одеваться.